Женщина прекрасная должна занимать вторую ступень; первая принадлежит женщине милой.
Женщина прекрасная должна занимать вторую ступень; первая принадлежит женщине милой.
Женщина прекрасная должна занимать вторую ступень; первая принадлежит женщине милой.
Разум наш противоречит сердцу и не убеждает оного.
Женщины никогда не бывают так сильны, как когда они вооружаются слабостью.
А. К. Толстой когда-то писал: «Когда я вспомню о красоте нашей истории до проклятых монголов, мне хочется броситься на землю и кататься от отчаяния». В русской литературе еще вчера были Пушкины, Толстые, а теперь почти одни «проклятые монголы».
Я вижу, слышу, счастлив. Всё во мне.
Молодость у всякого проходит, а любовь — другое дело.
Какая радость — существовать! Только видеть, хотя бы видеть лишь один этот дым и этот свет.
Человеческое счастье в том, чтобы ничего не желать для себя. Душа успокаивается и начинает находить хорошее там, где совсем этого не ожидала.
Венец каждой человеческой жизни есть память о ней, — высшее, что обещают человеку над его гробом, это память вечную. И нет той души, которая не томилась бы втайне мечтою об этом венце.
Он совершенно замучил и себя и Катю, и мука эта была тем нестерпимее, что как будто не было никаких причин для нее: что в самом деле случилось, в чем виновата Катя? И однажды Катя, с твердостью отчаяния, сказала ему: …
О счастье мы всегда лишь вспоминаем. А счастье всюду. Может быть, оно — Вот этот сад осенний за сараем И чистый воздух, льющийся в окно.
Когда кого любишь, никакими силами никто не заставит тебя верить, что может не любить тебя тот, кого ты любишь.
Есть женские души, которые вечно томятся какой-то печальной жаждой любви и которые от этого самого никогда и никого не любят.
И Митя чувствовал и обостренную близость к Кате, – как всегда это чувствуешь в толпе к тому, кого любишь, – и злую враждебность, чувствовал и гордость ею, сознание, что ведь все-таки ему принадлежит она, и вместе с тем разрывающую …
Если человек не потерял способности ждать счастья — он счастлив. Это и есть счастье.