Мы должны стремиться не к тому, чтобы нас всякий понимал, а к тому, чтобы нас нельзя было не понять.
Мы должны стремиться не к тому, чтобы нас всякий понимал, а к тому, чтобы нас нельзя было не понять.
Мы должны стремиться не к тому, чтобы нас всякий понимал, а к тому, чтобы нас нельзя было не понять.
В поэзии, как и везде, духовное превосходство всегда оспаривается на физическом уровне.
Пускай Грядущее здесь грустит: как ни вертись, но не стать Былым.
Хвалу и осуждение получают в зависимости от того, по принуждению или нет совершен поступок.
Закон Мейера. Усложнять — просто, упрощать — сложно.
Венец каждой человеческой жизни есть память о ней, — высшее, что обещают человеку над его гробом, это память вечную. И нет той души, которая не томилась бы втайне мечтою об этом венце.
Хвалить людей в лицо — признак лести.
Источник нашей веры и надежды — правда.
Видите ли, при моей работе нужно повторять некоторые вещи снова, снова и снова, чтобы правда дошла, чтобы, как бы сказать, катапультировать пропаганду.
Двадцатый век цветет двумя формами восхитительного социализма — классовой и расистской.
Есть женские души, которые вечно томятся какой-то печальной жаждой любви и которые от этого самого никогда и никого не любят.
Кондолиза Райс — такая же простая техасская девушка, как и я.
Павлин в своем блеске не выставляет напоказ столько цветов, сколько можно насчитать в праздничном наряде англичанки.
Большевики – странные люди. Иногда мне кажется, что при всем материализме их поступками движет какой-то мистицизм. Чего стоит, например, бальзамирование Ленина и выставление останков на поклонение. Что касается времени, то они его, сдается мне, запросто делят на четыре.
Пьяный человек, особенно иностранец, особенно русский, особенно ночью, всегда немного беспокоится, найдет ли он дорогу в гостиницу, и от этого беспокойства постепенно трезвеет.