«Существование равняется сопротивлению, — бормотал Никита. — Вот это формула. Оно может выворачиваться наоборот, однако никто не ответит тебе прямо: равняется ли сопротивление существованию?»
Аверелл Гарриман: «Вести переговоры с русскими — это все равно, что дважды покупать одну и ту же лошадь».
— Вот вам не страшно передавать приветы женам врагов народа? — Страшно. Однако в мире есть кое-что и кроме страха.
Революция, похоже, это не что иное, как пик декаданса…
Ваксон на минуту задумался о выражении «ничего». Ничего на Руси означает хорошо. В том смысле, что нет ничего плохого. Пока. Если что-то происходит, это всегда плохо.
Нету лучшей иконы, чем небо!
Тот, кто признает критику в свой адрес, находится на полпути к успеху.
До боли все это знакомо. Все это уже когда-то было. когда? Попытайся вспомнить. Опушка мелькнула и исчезла. В дороге не только исследуют, но и вспоминают. К сожалению, никогда нельзя вспомнить до конца.
Двадцатый век цветет двумя формами восхитительного социализма — классовой и расистской.
И в силе есть своя слабость.
Большевики – странные люди. Иногда мне кажется, что при всем материализме их поступками движет какой-то мистицизм. Чего стоит, например, бальзамирование Ленина и выставление останков на поклонение. Что касается времени, то они его, сдается мне, запросто делят на четыре.
Я слушал, как они болтают и окончательно уже терял все нити, и меня заполняла похожая на изжогу, на сильное похмелье пустота.
Эротика как таковая — та, которой могут научить нас писатели вроде Сада, а в наши дни психоанализ, — начинается и кончается с появлением частичного, раздробленного, фрагментированного тела, когда значимыми являются лишь некоторые его части; эротическое тело как бы никогда …
Возраст − паршивое увеличение цифр.
Миф о многоликости — связанный, по-видимому, с любой мифической рефлексией об одежде, как это подтверждает множество сказок и пословиц, — чрезвычайно живуч в литературе Моды; умножение личностей в одном человеке всегда рассматривается ею как признак могущества; строгая — это …
