Злейший враг свободы — сытый и довольный раб.
Злейший враг свободы — сытый и довольный раб.
Злейший враг свободы — сытый и довольный раб.
Горя немало узнав, я чужому сочувствую горю.
Я никогда не мечтал о чуде — И вы успокойтесь — и забудьте про него.
Не следует забывать и обратного движения, я никогда не должен забывать трагикомической подоплеки человеческих судеб.
Факел, ночь, последнее объятье, За порогом дикий вопль судьбы… Он из ада ей послал проклятье И в раю не мог ее забыть.
Вам не кажется, Борис, что вся эта хуйня не совсем то, о чем мы с вами мечтали?
Не слушайте нашего смеха, слушайте ту боль, которая за ним.
И пробуждение мое безжеланно, Как девушка, которой я служу.
Звенела музыка в саду Таким невыразимым горем. Свежо и остро пахли морем На блюде устрицы во льду. Он мне сказал: «Я верный друг! » — И моего коснулся платья. Как не похожи на объятья Прикосновенья этих рук. Так гладят …
Все мы немного у жизни в гостях. Жизнь — это только привычка.
Память, я полагаю, есть замена хвоста, навсегда утраченного нами в счастливом процессе эволюции. Она управляет нашими движениями, включая миграцию. Помимо этого, есть нечто явно атавистическое в самом процессе вспоминания — потому хотя бы, что процесс этот не бывает линейным. …
Сбились со счёта дни, и Борей покидает озимь, ночью при свете свечи пересчитывает стропила. Будто ты вымолвила негромко: осень, осень со всех сторон меня обступила.